Об участии татарстанцев в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы рассказывает президент Татарстанской общественной организации инвалидов «Союз «Чернобыль» Александр Барсков

33 года назад, 26 апреля 1986 года, когда на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошел взрыв, на ликвидацию последствий техногенной катастрофы поднялся весь Советский Союз. 
Татарстанцев начали направлять в зону Чернобыльской АЭС  сразу после аварии и продолжили вплоть до 1990 года. За это время там побывали 3907 татарстанцев. Среди них были 2700 призывников, часть из них участвовала в тушении пожара на реакторе. Крупные предприятия республики послали  своих специалистов: водителей, механиков, вертолетчиков, химиков, геологов, ветеринаров. Среди ликвидаторов был и 91 студент из стройотряда «Татарстан-86».
Наши земляки были заняты на строительных работах, на укрытии реактора. Саркофаг начали возводить не сразу, сначала вели расчистку, радиационную разведку. 
Выбросы из реактора продолжались около полугода, пока не сделали саркофаг. Реактор живо пульсировал, атомная реакция не могла сразу прекратиться. Как остановить процесс? Решили выкопать шахту под реактором и закачать жидкий азот, чтобы охладить его. Этим занимались работники БАМа. Они работали под самым реактором, получили большие дозы облучение, но все зря, так как от этой идеи позже отказались.
Некоторые татарстанцы сами вызывались поехать на ликвидацию аварии, ведь в зоне риска платили трех-  пятикратные зарплаты. Но большинство прошло через военкоматы. Молодежь направляли на военные сборы, они же не могли дезертировать. Гражданских специалистов - ученых, производственников, строителей, водителей просто вызвали, дали задание. Как тут откажешься? Брали под козырек и ехали работать. И все-таки мы считаем себя добровольцами, ведь мы работали на благо страны. Конечно, мы понимали, как мы рискуем, но об отдаленных последствиях не задумывались.
Мне тогда еще не было 30 лет, я только окончил аспирантуру и собирался защитить кандидатскую  диссертацию. Я - секретарь комитета комсомола, член партии -   считал, что я должен поехать тем более считал, что риск минимальный, ведь у меня уже было двое детей. 
Зона была интересна нам как научный полигон. Я знаю людей, которые собрали там материал для кандидатских и  докторских диссертаций. Задача была понять, как бороться с радиацией, например, при ядерной войне, техногенных катастрофах. В Казани, например, разработали средства химической защиты, которые поставляли в 30-километровую зону ЧАЭС.
Более 60 научных сотрудников нашего ветеринарного института в июле 1986 года направили в Гомельскую область Белоруссии. Именно туда, а также на Брянскую область в момент взрыва была направлена роза ветров. Над Гомелем прошел радиоактивный дождь, и там был очень высокий уровень радиации. Но об этом никто не знал. С утра мы ездили по районам, где осталось поголовье крупного рогатого скота, лошадей, овец. Из 30-километровой зоны мы возвращались только под вечер. Задача была обследовать их, провести диспансеризацию стада. На пастбище животные щипали траву и получали серьезные дозы облучения - по 1,5-2-3 рентгена. Берешь у них кровь на исследование, и сам получаешь дозу облучения. После вынужденного убоя скота у животных брали органы на гистологические исследования - щитовидную и поджелудочную железы, лимфоузлы, селезенку и другие. Весь материал мы передавали нашим радиобиологам.
Наблюдения за животными давали богатый научный материал.  В первое время действия радиации животное будто расцветает, становится красивее. Смотришь, бычок как картинка стоит, бока блестят, а на самом деле это отек начался. На следующий день придешь - он уже пал.
Я чувствовал, что радиация и на меня влияет. Помню, там, в Гомельской области, на рассвете у меня постоянно возникало чувство беспокойства, предчувствие нехорошего. Там в лесу жили птицы горлицы, от которых по утрам начинался гул. Просыпаешься, открываешь окно и такой гул, будто надвигается ураган. И так около 100 дней. До сих пор в душе все сжимается.
Всю опасность тогда мало кто представлял за исключением специалистов-атомщиков. Сначала были выбросы радиоактивного йода, из-за которого многие заработали рак щитовидной железы. Потом в результате реакций пошли другие элементы - стронций, цезий. Стронций, например, заменял кальций в организме человека, мог встроиться в кость и облучать организм изнутри. Значительные дозы облучения получили наши водители и вертолетчики. Первые подвозили материалы для строительства саркофага, вторые зависали над реактором на вертолетах. Сильно пострадали и местные жители.  Они  узнали о катастрофе только спустя неделю. Прошла майская демонстрация, стояла хорошая погода, многие затеяли домашнюю уборку, вывешивали сушить матрасы, подушки, перины. На вещи оседали радиоактивные осадки, люди получали дозы облучения… 
Мы мазали йодом шею и суставы, надевали респираторы и отправлялись на работу. С вертолетов сбрасывали дезактиваторы, которые вступали в реакцию с радиацией. Едешь по дороге, а за машиной красная пыль поднимается. Все это видели, но кто-то снимал респиратор, чтобы покурить и вместе с дымом вдыхал эту пыль. Мы часто встречаемся со школьниками на уроках патриотического воспитания и всегда говорим, что в зоне радиационного поражения можно выжить, если предпринимать меры защиты, принимать протекторы. Погибали те, кто пренебрегал гигиеной, безопасностью, даже бравировали этим. Кто-то  в озере купался, кто-то яблоки с дерева ел, кто-то на солнце загорал… С нами был парень из Дербышек, который не был в зоне поражения, работал парикмахером, стриг и брил тех, кто приходил из зоны. Он просто работал без респиратора, думал, что ему ничего не грозит, а умер через год после командировки… Некоторые думали, что алкоголь выводит радионуклиды, многие из  них спились. В живых остались  именно те, кто заботился о своей безопасности и здоровье.
Закон о соцзащите чернобыльцев  приняли только в 1991 году, то есть целых пять лет не было статуса чернобыльца, ликвидатора, переселенца из зоны отчуждения. В Казани есть памятник чернобыльцам, где увековечены более 3,5 тысячи фамилий. Но в последние годы я обнаружил еще 322 героя, о которых никто не знал, потому что они умерли в первые пять лет после командировки на ЧАЭС.
Многие из нас давали подписку о неразглашении. Результаты  наших исследований публиковались  в специальной литературе под двумя грифами «секретно». Так что после командировки мы получали надбавки за секретность, за вредность. У научного сотрудника была зарплата 140 рублей, а со всеми надбавками - 168 рублей. Мы считали тогда, что это хорошая доплата.
Хотя этим здоровье не вернешь. Я считаю, что все, кто находился в зоне отчуждения в 1986-87 годах, потенциально инвалиды. Но сегодня доказать, что наступившая инвалидность связана с Чернобылем, очень сложно. До 1997 года любая инвалидность, полученная нетравматическим способом, могла быть связана с работой в зоне отчуждения. А позже это доказать было трудно. Потом ввели  ограничения: сначала оставили 15 болезней, а теперь 6-7, в основном онкология.  
С 2004 года, когда прошла монетизация льгот, нас  поставили в общую очередь федеральных льготников. Раньше мы получали путевки в санаторий каждый год, а теперь раз в 3-5 лет.. Для чернобыльцев нет внеочередного обслуживания в поликлиниках. Среди льготных лекарств нет тех, которые нам нужны. Есть и жилищная неустроенность. В закон о соцзащите чернобыльцев внесли около 40 поправок, и все не в нашу пользу.
В поисках острых ощущений туристы сегодня ездят в чернобыльскую зону, в город Припять.- Я считаю, это так же ненормально, как с руки акулу покормить. После катастрофы мы ехали туда по необходимости. Чем там любоваться? Конечно, это национальная катастрофа, национальная трагедия. Я считаю, что следы радиации в зоне будут заметны и через сотни лет.  
Государственные награды за героический вклад в ликвидацию последствий чернобыльской катастрофы получили 502 татарстанца: 161 орден Мужества, 120 медалей «За спасение погибавших», 53 медали «За отвагу», 10 орденов Красной Звезды, 6 орденов Трудового Красного Знамени. В 2011 году в Татарстане издали Книгу памяти участников ликвидации катастрофы на Чернобыльской АЭС, где в одном строю стоят те, кто остался жив, и те, кто умер от последствий облучения.
Чернобыльская катастрофа не прошла даром для нас. Сейчас в живых осталось меньше двух тысяч человек. Несмотря ни на что они продолжают активную общественную жизнь, встречаются с подростками в школах и лицеях, рассказывают об этой одной из крупнейших техногенных  катастроф. Надо сказать, учащиеся слушают с огромным вниманием, для них это совершенно неизвестная страница в истории нашей страны. Мы рассказываем об этой трагедии, чтобы молодежь понимала,  что у каждого современного открытия есть и оборотная сторона, что за любое достижение, каким бы важным оно ни было,  надо нести  самую высокую ответственность. И нам кажется, что пример Чернобыля становится для них важным уроком.