Коля Береснев, как все семилетние мальчишки и девчонки, в 1941 году должен был пойти в школу, в первый класс, но вместо этого провел 1,5 года вместе с матерью, двумя старшими братьями и младшей сестренкой в тюрьме, куда фашисты согнали семьи партийных работников и офицеров, ушедших в партизанский отряд. Цепкая детская память навсегда сохранила события, происходившие в его родном поселке Навля и близлежащих селах Навлинского района Брянской области во время немецкой оккупации. Николай Акимович рассказывает об этом с подробностями, как будто это случилось только вчера
Навлинский район Брянской области немцы оккупировали 6 октября 1941 года. Как это происходило, я видел собственными глазами. За день до вторжения фашистов, то есть пятого октября, я с утра был в селе Муравлевка, которое находилось в семи километрах от Навли. Там жила мамина родственница тетя Оля, и я бегал туда играть с детьми. 
Вкусно позавтракав у тети, я в хорошем настроении вышел на дорогу, с одной стороны которой стояли дома, а с другой был обрыв. Внизу протекала небольшая речушка, в которой плескалась всякая деревенская живность: гуси, утки, поросята. С высоты обрыва было хорошо наблюдать за происходящим на речке. Это зрелище меня очень забавляло. 
 И вдруг сзади слышу грохот моторов. Это были танки Гудериана, которые проследовали мимо меня. Танки остановились, из них повылезали танкисты в черных комбинезонах. Видимо, увидели дичь и решили поживиться. Они спустились под откос и начали ловить птицу и поросят. Я продолжал наблюдать и заметил танкиста, который хотел поймать поросенка, и так изловчился, подпрыгнул, и, было, уже поймал, но хрюшка вырвалась, и он упал лицом прямо в песок. Мне стало смешно, и я расхохотался. И тут раздался выстрел. Кто-то решил не ловить, а добыть дичь другим способом. Я сразу подумал: «Надо бежать». 
После удачной охоты солдаты стали возвращаться назад, кто с уткой, кто с поросенком. Они проходили мимо, но меня как будто не замечали, должно быть, я их особо не волновал.
Они сели в свои танки, и колонной двинулись вперед. А я быстрее побежал домой в Навлю. 
Надо сказать, что стрельба меня сразу вывела из благодушного настроения. Через час я был дома и сообщил, что видел немецкие танки в Муравлевке.
В полночь с 5 на 6 октября мы провожали моего отца Акима Прокофьевича Береснева в партизанский отряд. Отец работал на железной дороге, был коммунистом и возглавлял партийную организацию. Добровольцы уходили в лес на готовую партизанскую базу, куда завезли продовольствие, часть зимнего обмундирования, бутылки с зажигательной смесью и бытовые предметы.
Отец попрощался с каждым из своих детей. Не знаю, что он говорил моим братьям и сестренке, но мне сказал буквально следующее: «Напишите за что мы уходим воевать: против насилия, за Трою!» Это было завещание отца сыну. 
В 1941 - 1943 годах брянские леса стали одним из крупнейших районов партизанского движения. В них сражались до 60 тысяч партизан. В эту грозную махину в составе Южной группировки вошли партизанские отряды Навлинского района, в том числе партизанский отряд «Смерть немецким оккупантам» в котором воевал мой отец. Он погиб 20 апреля 1942 года.
6 октября к обеду немцы появились в Навле, и стали наводить свои порядки. Открыли комендатуру, стали набирать полицаев, выявлять коммунистов и комсомольцев, а также их семьи.
В первый же день оккупации фашисты заявились к нам. Мы ужинали, когда в избу ввалился целый отряд полевой жандармерии во главе с офицером и переводчиком.  На наших глазах немецкий офицер стал допрашивать мать. Я хорошо помню этот момент. 
«Где ваш муж?» - задал вопрос офицер. Но мать ответила хитро. Я до сих пор удивляюсь, как почти безграмотная женщина, колхозница сообразила так сказать. То ли ей подсказали, то ли своим умом дошла. «Пришли в вашей форме, забрали и увели. Откуда я знаю». Еще спросили: «Ваш муж коммунист?». Ответ последовал почти тот же: «Я безграмотная, откуда я знаю, партийный он или нет». 
Офицер дал команду обыскать избу. Один из солдат увидел в спальне мешок и стал говорить «Партизан, партизан» - и я рассмеялся. Кто-то из братьев дал мне подзатыльник и я тут же затих.
Но кто-то донес, что мы - семья коммуниста. Через неделю пришли полицаи, забрали всю мебель, корову, а нас выселили в сарай. А через несколько дней уже с охраной повели всю семью в тюрьму. До наших родственников в Муравлевке дошел слух, что нас забрали в тюрьму, и что арестованных расстреливают. Тетя Оля запрягла лошадь в повозку и примчалась. А нас как раз вывели и поставили к стенке. Но тут один из полицаев заявил, что мы не виновны. 
Воспользовавшись замешательством и шумом толпы из местного населения мать отдала нас с сестрой Ольге, а та - сразу на тележку, по вожжам, и в Муравлевку. Днем нас прятали в погребе, и только ночью мы поднимались в дом. Но так продолжалось недолго. Местный полицай все разнюхал, подошел к Ольге и сказал, что их всех расстреляют, если завтра она не отправит нас в Соколово (мать с братьями к тому времени уже отправили из Навли в Соколово). И вот на завтра, а уже была зима, выпал снег, нас повели в тюрьму в Соколово. Помню, она находилась в одноэтажном высоком здании с большими окнами. Ночевали мы все вместе в одной комнате на полу. Помню, было холодно и голодно. А потом - провал в памяти - ничего не помню. 
Позже я спрашивал у матери, что со мной случилось. Она сказала, что я долго и сильно болел.
Мы находились в тюрьме до той поры, пока линия фронта не подошла к Навле. А нас всех, включая семьи из соседних деревень, повели на Запад, в сторону Белоруссии.  Этот момент нашей жизни я уже помню отчетливо. Помню, что мать с сестренкой везли на телеге, а мы с братьями шли пешком. Нас под охраной полицаев вели в сторону деревни Алексеевка по направлению к аэродрому, который в это время эксплуатировали фашисты. Но до аэродрома мы не дошли. Где-то приблизительно на полпути наш обоз остановился. И мама спросила: «А где же наши полицаи?» Кто-сказал: «Разбежались, наверное». И действительно, полицаи разбежались. Мы сразу побежали к кустам. Бегущий передо мной мальчишка раздвинул кусты и мы увидели трех конников. Это была полевая разведка Красной армии. Разведчики попросили отвести их к нашим родителям. Мы с радостью это сделали. Разведчики сказали нам, что мы свободны и велели возвращаться домой.
Когда мы шли в сторону Белоруссии с пригорка около деревни Алексеевка мы видели утопающую в зелени Навлю - поселок был как на ладони. А вот когда возвращались обратно, мы с этого пригорка увидели на том месте, где был поселок, лишь черноту и торчащие печные трубы - немцы сожги его дотла. 7 сентября 1943 года Навлю освободили. А в октябре организовали школу, и я, наконец, пошел в первый класс.
Школу я окончил с аттестатом, в котором было только 4 четверки - остальные отметки пятерки. Потом окончил Ейское военно-морское училище и 3 года прослужил на Дальнем Востоке - защищал границы нашей Родины. Там же женился. А потом решил поступать в Казанский авиационный институт, поскольку меня интересовала вычислительная техника, затем работал на заводе ЭВМ, Пишмаш, в Казанском университете.
Записала Ирина СИБИРЯКОВА
Р.S. Сейчас Николаю Акимовичу 85 лет, он на заслуженном отдыхе, но каждый день работает над книгой, выполняя завещание своего отца, над которым он долго размышлял и никак не мог понять почему отец «пошел воевать за Трою». Это сподвигло Николая Акимовича начать изучать все, что связано с Троей. В результате - написано и издано пять книг по этой тематике.