Много лет и зим прошло с той далекой поры сорок первого, но невозможно забыть наше детство в холоде и голоде. При воспоминании  о прошлом сердце останавливается. Не забывается, как в школу босиком ходили в октябре по морозцу, как писали на газетных полях, а не в тетрадях, как чернила готовили из черной печной сажи и разливали в пузырьки. И все время хотелось есть, траву в округе уже давно всю съели. Зимой из леса ветки приносили, чтобы погрызть.
Многие жители в селе имели скот. Но нас перед самой войной, в 1940 году, раскулачили, только за то, что родители отказались вступать во вновь организованный колхоз.
 Все отобрали, кроме детей, которых в семье было семеро: мал-мала-меньше от 2,5 до 9 лет. Мне было два с половиной года, когда меня схватили спящую с кроватки как котенка за ножку и вынесли во двор на траву. Так и лежала я, пока мама не подняла. Собирались нас гнать этапом то ли на Соловки, то ли в Сибирь. Но сжалились, видимо, махнули рукой и сказали: «Черт с ними, пусть идут на все четыре стороны! Они и сами сгинут». 
Прямо и на глазах у родителей стали ломать дом, чтобы мы снова не смогли в него зайти. Мои родители неграмотные, работящие, в своем хозяйстве, в поле при полном дворе животных, птиц, они за работой света белого не видели, но стремились к лучшей жизни. Думали, как вырастить детей, чем накормить, во что одеть, обуть. Но мечты их не сбылись.
Что оставалось им делать? Погрузили они детей в тачку и пошли на все четыре стороны. Так началась наша новая жизнь.
По словам нашей мамы, на всю жизнь она запомнила скрип старой тачки, пронизывающий тишину ночи, и свет, сияющих на небе звезд, когда они с отцом все дальше и дальше уходили от разоренного родного гнезда.
Куда везли свою ношу несчастные по степи, в какой стороне уготовила им судьба приют? Тяжелые думы одолевали их. Прибыли к незнакомому селу, попросили приюта, нашли квартиру, нанялись на работу. Не успели успокоиться - началась Великая Отечественная война. Мужчин стали отправлять на фронт. Проводили и мы своего отца.
По малолетству мы не могли его запомнить. По словам мамы, уходя от нас, он плача, произнес: «Прощайте дети, прощай родная».
Так началась новая полоса испытаний в маминой судьбе, и так продолжалась наша детская голодная жизнь. Много травы и воробьев мы съели, стремясь выжить. Мы ловко научились их ловить, а затем жарили на костре. Мама всегда была на работе, и мы росли сами по себе. Может, другим легче жилось, но мы были «враги народа»!
Отец погиб на Курской Дуге. Глядя на маму, мы не знали, почему она так горько рыдала, получив из рук незнакомой нам женщины какую-то бумажку. Мы терялись в предположениях: «Ты есть хочешь мама, или ты замерзла? Иди к нам, на печку, тут тепло, ложись около меня сбоку». Но мама продолжала рыдать, и утешить ее было невозможно. 
Все мы, дети, выросли, состарились, кого-то уже нет с нами. Мамина землянка покосилась. Дальнейшее нахождение в ней было опасно, но очередь на жилье, как и у других вдов, не двигалась. Только в 95 лет мама заимела свою двухметровую квартиру и вечный покой, умерла, так и не дождавшись благоустроенного жилья.
Пусть все виновные в нашей горькой участи, кто причинил нашей семье огромные страдания, будут наказаны. А я прошу прощения у всех съеденных нами воробьев.
М.МОИСЕЕВА. Нижнекамский район