 26 апреля 1986 года произошла авария на четвертом
энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции. Разрушение носило
взрывной характер, реактор был полностью уничтожен, и в окружающую среду было
выброшено большое количество радиоактивных веществ. Авария расценивалась как
крупнейшая в своем роде за всю историю ядерной энергетики. Для ликвидации
последствий были мобилизованы более 800 тысяч человек. С тех пор прошло 26 лет.
Уже выросло целое поколение, у которого нет воспоминаний, связанных с
событиями, произошедшими в тот действительно «черный» день. Но
Чернобыль забывать нельзя, чтобы такого больше не повторилось. Именно поэтому
мы разыскали свидетельства очевидцев, с которыми сегодня решили ознакомить и
наших читателей Начнем с воспоминаний Григория Устиновича Медведева. По специальности он
инженер-атомщик, много лет проработавший в отрасли. Григорий Устинович Медведев, непосредственный участник
проектирования и строительства Чернобыльской АЭС, участвовал в ликвидации
последствий катастрофы, был облучен, семь месяцев пролежал в больнице. «В канун
катастрофы я работал заместителем начальника главного производственного
управления Минэнерго СССР по строительству атомных электростанций. 25 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС готовились к
остановке 4-го энергоблока на планово-предупредительный ремонт. Во время
остановки блока на ремонт по утвержденной главным инженером Н.М.Фоминым
программе предполагалось провести испытания. Взрыв в центральном зале был как бы запалом для атомного
реактора, который был откупорен и в котором было полно водорода. Возможно, оба
взрыва - в центральном зале и реакторе - произошли одновременно. Во всяком
случае, произошел самый страшный и последний взрыв гремучей смеси в активной
зоне. Взрывом в реакторе подбросило и развернуло в воздухе плиту
верхней биозащиты весом 2000 тонн. В развернутом, слегка наклонном положении
она вновь рухнула на аппарат, оставив приоткрытой активную зону справа и слева.
Один из пожарных поднялся на отметку пола центрального зала
и заглянул в реактор. Из жерла «вулкана» исходило излучение мощностью около 30
тысяч рентген в час, плюс мощное нейтронное излучение. Однако молодые пожарные,
хотя и догадывались, но до конца не представляли степени грозившей им
радиационной опасности. От топлива и графита, по которым они ходили длительное
время на крыше машзала, тоже «светило» до 20 тысяч рентген в час... Их было немного, тех, кто видел взрывы и начало катастрофы
со стороны на близком расстоянии. Свидетельства их поистине исторические: В момент взрыва в управлении Гидроэлектромонтажа, которое
располагалось в трехстах метрах от четвертого энергоблока, дежурил сторож
Даниил Терентьевич Мируженко 46 лет. Услышав первые взрывы, он подбежал к окну.
В это время раздался последний страшный взрыв, мощный удар, похожий на звук во
время преодоления звукового барьера реактивным истребителем, яркая световая
вспышка озарила помещение. Вздрогнули стены, задребезжали и частью повылетали
стекла, тряхнуло пол под ногами. Это взорвался атомный реактор. В ночное небо
взлетел столб пламени, искры, раскаленные куски чего-то. В огне взрыва
кувыркались обломки бетонных и металлических конструкций. На пути облака лежала
и база Гидроэлектромонтажа, из окна которой сторож Мируженко наблюдал взрывы и
развитие событий на крыше машинного зала. Облако прошло над молодым сосновым лесом, отсекающим город
от промплощадки, обильно посыпав его ядерным пеплом. И станет он к осени и
надолго уже «рыжим лесом», смертельно опасным для всего живого. Со временем его
сроют бульдозерами и захоронят в грунт... Радиационный фон снаружи, в районе
базы Гидроэлектромонтажа составлял около 30 рентген в час. Сторож Данила
Терентьевич Мируженко дождался восьми утра и, поскольку начальник управления на
его звонки не отвечал, решил пойти за полтора километра в управление
строительства и доложить там начальнику стройки или диспетчеру о том, что видел
ночью. Менять его утром никто не пришел. Никто также не позвонил ему.
Чувствовал он себя уже очень плохо. В то же самое время с противоположной стороны от атомной
станции, на расстоянии 400 метров от четвертого энергоблока, оператор
бетоносмеси-гельного узла комбината строительных конструкций Чернобыльской АЭС
Ирина Петровна Цечельская, находясь на смене, также услышала взрывы - четыре
удара, но осталась работать до утра. Радиационный фон там составлял один-два
рентгена в час, но воздух тут и всюду уже был густо насыщен коротко и долго
живущими радионуклидами, графитовым пеплом, радиоактивность которых была очень
высока. В момент взрыва в двухстах сорока метрах от 4-го блока, как
раз напротив машинного зала, сидели два рыбака на берегу подводящего канала и
ловили мальков. Они услышали вначале два глухих, словно подземных, взрыва
внутри блока. Ощутимо тряхнуло почву, потом мощный паровой взрыв, и только
потом, с ослепляющим выбросом пламени, взрыв реактора с фейерверком из кусков
раскаленного топлива и графита. В разные стороны летели, кувыркаясь в воздухе,
куски железобетона и стальных балок. Ядерным светом выхватило из ночи фигурки рыбаков, но они не
догадывались об этом. Ну что-то там рвануло. Бочка с бензином, что ли... Оба
продолжали ловить мальков, не подозревая, что сами они, как мальки, попали в
мощные тенета ядерной катастрофы. Ловили и ловили мальков, с любопытством
наблюдая за разворотом событий. У них на глазах развернули свои пожарные
расчеты Правик и Кибенок, люди бесстрашно взбирались на тридцатиметровую высоту
и бросались в огонь. Рыбаки схватили по 400 рентген каждый, ближе к утру стало
неудержимо тошнить, очень плохо стало обоим. Жаром, огнем будто обжигает внутри
грудь, режет веки, голова дурная, как после дикого похмелья. И рвота,
непрерывная, изматывающая. За ночь они загорели до черноты, будто в Сочи месяц
на солнце жарились. Это и есть ядерный загар. Но они об этом еще понятия не
имели». Свидетельствует Людмила Александровна Харитонова - старший
инженер производственно-распорядительного отдела управления строительства
Чернобыльской АЭС: «В субботу 26 апреля 1986 года все уже готовились к празднику
1 Мая. Теплый погожий день. Весна. Цветут сады. Мой муж, начальник участка
вентиляции, после работы собирался поехать с детьми на дачу. Я с утра постирала
и развесила на балконе белье. К вечеру на нем уже накопились миллионы
распадов... Среди большинства строителей и монтажников никто еще ничего
толком не знал. Потом просочилось что-то об аварии и пожаре на четвертом
энергоблоке. Но что именно произошло, никто точно не знал... Дети пошли в школу, малыши играли на улице в песочницах,
катались на велосипедах. У всех у них к вечеру 26 апреля в волосах и на одежде
была уже высокая активность, но тогда мы этого не знали. Недалеко от нас на
улице продавали вкусные пончики. Многие покупали. Обычный выходной день... Мы решили поехать на дачу, но нас за город не пропустили
посты милиции. Вернулись домой. Странно, но аварию мы еще воспринимали как
нечто отдельное от нашей частной жизни. После обеда начали мыть город. Но и это не привлекало
внимания. Явление обычное в жаркий летний день. Группа соседских ребят ездила на велосипедах на путепровод
(мост), оттуда хорошо был виден аварийный блок, со стороны станции Янов. Это,
как мы позже узнали, было наиболее радиоактивное место в городе, потому что там
прошло облако ядерного выброса. Но это стало ясно потом, а тогда, утром 26
апреля, ребятам было просто интересно смотреть, как горит реактор. У этих детей
развилась потом тяжелая лучевая болезнь. После обеда наши дети вернулись из школы. Их там
предупредили, чтоб не выходили на улицу, чтобы делали влажную приборку дома.
Тогда до сознания впервые дошло, что это серьезно. Об аварии разные люди узнавали в разное время, но к вечеру
26 апреля знали почти все, но все равно реакция была спокойная, так как все
магазины, школы, учреждения работали. Значит, думали мы, не так опасно. Ближе к вечеру стало тревожнее. Эта тревога шла уже
неизвестно откуда, то ли изнутри души, то ли из воздуха, в котором стал сильно
ощущаться металлический запах. Вечером загорелось сильнее. Сказали: горит
графит... Люди издалека видели пожар, но не обращали особого внимания». Свидетельствует Любовь Николаевна Акимова: «Мой муж Александр Акимов утром 26 апреля не
вернулся домой с работы. Я позвонила к нему, но телефон не отвечал. Я очень
волновалась. Всю первую половину дня бегала, всех спрашивала, искала мужа. Уже
все знали, что авария, и меня охватила еще большая тревога.. Наконец,
расспросив многих, узнала, что он в медсанчасти. Я бросилась туда. Но меня к
нему не пустили. Сказали, что он сейчас под капельницей. Я не уходила. Вскоре
он подошел к окну. Лицо буро-коричневое. Увидев меня, он засмеялся, был
перевозбужденный, успокаивал меня, спрашивал
о сыновьях. Сказал, чтобы я не выпускала их на улицу. Он был даже
веселый, и я немного успокоилась...» Свидетельствует Г.Н.Петров - бывший начальник отдела
оборудования Южатомэнергомонтажа:
«Проснулись часов в десять утра 26 апреля. День как день. На полу теплые
солнечные зайчики, в окнах синее небо. Вышел на балкон покурить. На улице уже
полно ребят. Малыши играют в песке, строят домики, лепят пирожки. Постарше -
гоняют на великах. Молодые мамаши гуляют с детскими колясками. Жизнь как жизнь.
И вдруг вспомнил ночь, как подъехал к блоку. Тревогу и страх ощутил. Помню и
недоумение. Как это может быть? Все обычно и в то же время - все страшно
радиоактивно. К обеду стало веселое настроение. И воздух стал ощущаться
острее. Металл не металл в воздухе, а так, что-то остренькое, и во рту возле
зубов кисленько, будто батарейку слабую языком пробуешь... Сосед наш часов в
одиннадцать полез на крышу и лег там в плавках загорать. Приглашал меня, но я
не пошел. Говорит, никакого пляжа не надо. И хорошо видно, как реактор горит,
четко так на фоне синего неба... А в воздухе в это время, как я потом узнал, было уже до
тысячи миллибэр в час. И плутоний, и цезий, и стронций. А уж йоду-131-го больше
всего, и в щитовидки он набился туго к вечеру. У всех: у детей, у взрослых...
Но мы тогда ничего не знали. К вечеру у соседа, что загорал на крыше, началась
сильная рвота и его увезли в медсанчасть». Вот такие воспоминания... Как видно из них, степень личного
риска до конца в тот момент не была понятна никому. В 1986 году в СССР об
аварии на Чернобыльской АЭС официально объявили только спустя несколько дней
после взрыва. Власти тогда не сразу нашли в себе мужество признать последствия
того, что случилось. К сожалению, за такое преступное отношение со стороны
государства людям пришлось дорого заплатить, многим ценой своей жизни. А надо
лишь было сказать людям правду. И это главный урок на будущее, который нельзя
забывать. Подготовила Ирина СИБИРЯКОВА
Самый популярный автомобиль на планете. Зайдите и посмотрите цена на б у 2010 г тойота королла куплю. Б/у автомобили.
|
