С 1 июля вступает в действие закон о запрете сквернословия 
в публичном пространстве

Путь к закону запрета на мат был долгий и вынужденный. В постсоветской культуре вместе с грязной водой выплеснули младенцев, живых и талантливых. Не звучит хорошая музыка, виноватая лишь тем, что сочинена в СССР. Ушли из обихода гениальные писатели, поэты, драматурги. Пытаются вычеркнуть культуру целой эпохи, но она все не вычеркивается. Взамен предлагают культуру «креативного сообщества». Умное заменено глупым. Ремейки советских шедевров удручают бездарностью. В эфирах резвятся недоучки-болтуны.
     Безграмотность стала хорошим тоном: пришел звездный час митрофанушек. Таранить вековые этические нормы - их хобби. Мат, секс и пошлость - чем не достойная замена былым заклинаниям Московского кинофестиваля про гуманизм и дружбу между народами? Если перестают работать этические тормоза, должны вступить в действие государственные.
В основе мата - желание оскорбить, унизить. Оскорбления неприемлемы везде, хотя у нас существуют в достаточном изобилии, чтобы тоже быть явлением жизни. Многие сторонятся мата: как средство общения он убог, топорен и неспособен выражать мысли. Он - выплеск эмоций, и в нормальном разговоре ужасен.
Мировое кино и теперь бедно на сквернословие: два-три термина, не сравнишь с нашим богатством - там люди априори уважают друг друга и в кино, и в быту. У нас в кино мат зазвучал впервые в фильме «Астенический синдром» - этот отчаянный крик женщины в метро хлестанул по ушам и нервам, став трагической кульминацией фильма Киры Муратовой. Такую же роль запредельного эмоционального срыва, психологического ЧП сыграл изрыгающий мат милиционер в «Изображая жертву»Кирилла Серебренникова. В обоих случаях это именно ЧП, и неспособность авторов выразить эмоции другими средсвами. Можно, конечно, его «запикать», но «пиканье» привлекает к мату особое внимание, и люди не кино смотрят, а весело гадают: это что там запикали? - упражняются в эрудиции.
В быту, конечно, матерятся и шахтеры, и педикюрши, иные разучились говорить прозой, их неопытному человеку понять труднее, чем японца. Матом сообщают, кому куда пойти и чем заняться. Так говорят в жизни - объясняют идеологи словесной помойки в кино и театре. Но искусство потому и искусство, что говорит не совсем так, как люди в жизни. Люди шифруют матом гамму переживаний, не умея их выразить внятно и сложно.
Художник - умеет. Гоголь, Толстой, даже яростный Салтыков-Щедрин находили не менее хлесткие, но не оскорбительные слова. Не грешили против правды жизни Горький, Шолохов, Катаев, Розов, Арбузов, и обходились без нецензурщины. Не совершали над собой насилия авторы «Чистого неба», «Живых и мертвых»; обстоятельства там экстремальные, но мат невозможно вообразить. Для художника это унизительно - сводить океан чувств к трем буквам. И если искусство вдруг стало задыхаться без мата - значит, властители дум - уже не художники. Какие они мастера, если в ругани все их краски и вся правда! Зачем тогда их слушать, с ними советоваться?
Мат - это вечно взвинченная агрессия, и неадекватность стала обычной для экранов, а через экраны она усилилась и в жизни. И глупо спорить, кто тут первее - кино или реальность. Важно, что, легализация мата, резко снижает этику общения. Люди такое кино чаще отвергают: они не за тем пришли. Уступив свои преимущества, искусство становится тем унылым слепком рутины, который оттолкнул от кино зрителей. Это кино без поэзии и взлетов, без надежды и идеалов, которые всегда «звучат гордо». Это просто фиксация того, что мы знаем и без кино.
Вообще, полагают, что это мера временная. Так врач назначает больному диету. Закон - диета, его задача - напомнить о совести. В хорошем фильме «Чужие письма» некоторые важные принципы общественных отношений были сформулированы точно и навсегда: «Нельзя - и все тут».
Людмила ИВАНОВА